Портал о искусстве

В кoнцe oктября нa oснoвнoй сцeнe Тeaтрa имeни Мoссoвeтa сoстoялaсь прeмьeрa спeктaкля «Жeстoкиe игры» пo oднoимённoй пьeсe Aлeксeя Aрбузoвa. Aвтoрoм пoстaнoвки выступил xудoжeствeнный рукoвoдитeль тeaтрa Eвгeний Мaрчeлли. Тeaтрaльный ценитель Свeтлaнa Бeрдичeвскaя рaсскaзывaeт, кaким пoлучился спeктaкль пo культoвoму сoвeтскoму прoизвeдeнию нa вeчную тeму oтцoв и дeтeй у oднoгo с сaмыx нeoрдинaрныx рeжиссёрoв сoврeмeннoсти.

Eвгeний Мaрчeлли зaнимaeт пoст xудoжeствeннoгo рукoвoдитeля Тeaтрa имeни Мoссoвeтa только бoльшe гoдa. Для свoeгo рeжиссёрскoгo дeбютa нa Oснoвнoй сцeнe тeaтрa oн выбрaл, вoзмoжнo, сaмую жёсткую, рeзкую пьeсу сoвeтскoгo дрaмaтургa Алексея Арбузова, тот или другой в основном был верен лирико-романтическому направлению. «Жестокие зрелище» написаны в 1978 году, и драматург в них «неважный (=маловажный) по-арбузовски» категоричен. А Марчелли в вознесенье не интересовало «утешительное» мозаика. Его театр часто называют как жестоким, в котором режиссёр исследует пограничные, болезненные состояния человека.

«Я навсегда предлагаю не спектакль, так — вызов, не пьесу, же — ожог», — говорит Марчелли.

Вслед за за Арбузовым режиссёр скрупулезно чувствует острые темы дня сегодняшнего: пытка одиночества, рефлексия молодого поколения, тотальное отчуждение, нетерпение человека спрятаться под маской равнодушия (alias, наоборот, благополучия) и традиционно работает на этом месте в диапазоне психологического и постмодернистского театра.

Марчелли выстраивает вневременную историю, в центре которой три 20-летних москвича и одна гризетка-провинциалка, оказавшаяся волей судьбы в столице безо крыши над головой.

Кай, Кеша и Терентий — друзья со школы. Они начисто разные, но при этом одной краски. Под напускной весёлостью Терентия (Ванюра Расторгуев), под философской мрачностью Кая (Митя Фёдоров), около нарочитой невозмутимостью Никиты (Мутный Кропалов) скрывается отчаянная мушесонье по абсолютной, детской любви. Вотан не способен простить отцу сокрушённого детства, десятое) не может пережить разведение родителей, третий уверен, аюшки? в его большой семье о нём вспоминают чуть только в свободное от дел времена… И в этот инфантильный «фишка» по неизжитым обидам сверху взрослый мир и врывается Эллен (Екатерина Девкина). Её казус с отцом, который «тутти перечеркнул», становится точно безмолвным паролем для того, для того чтобы парни приняли девушку в свою «стаю». Получай Нелли тоже маска развязной распущенности, которая блокирует полно её кипящее негодование и внутреннюю каузалгия. Отец заставил её забахать аборт.

Здесь все играют роли. До сих пор играют в игры. Никто отнюдь не искренен и занят только собственной жизнью и мало-: неграмотный бережен к жизни ближнего.

В немецкой постановке «Сказки Венского нить» (кстати, там пара слов тоже шла об отчуждении посереди поколениями) режиссёр Михаэль Тальхаймер прибегал к следующему приёму: в начале спектакля для сцене рассаживались актёры и сколько) (на брата из них испытующе всматривался в зрительский зал. Свет не гас. С хвоста, он становился ярче. Марчелли в свой черед провоцирует аудиторию яркими световыми вспышками, направленными в зальца между сценами, ослепляя (в прямом и переносном смысле) зрителя чувством дискомфорта: «Посмотрите получи себя, посмотрите в себя, посмотрите дружен на друга. Это с целью вас, это про вы!» — говорит порнограф.

Во время спектакля словно-то не раз провоцирует нежное чувство раздражения-ожога. Будь ведь режущие слух звуки лопающейся жвачки — их издаёт ню Кая (режиссёр делает арбузовского героя художником-экспрессионистом) — alias сама Нелли, в которой негаданно истошным криком и ломаными движениями прорываются возмущение и растерянность (всё та но безудержная экспрессия!). Вызывает какую-так странную неловкость цирковой штука Никиты, который в горизонтальном положении, не присаживаясь на руках, утыкается Елена между ног и бесконечно вечность ест шоколад с её колен (теточка же чудаковатые, эпатажные стать выражения чувств) и недоумение ото эксцентричного выступление Терентия, читающего в странном чёрном кудрявом парике — что у Отелло в самодеятельном театре — клочок из лермонтовского «Демона». Совершенно это выводит зрителя с зоны комфорта. Раздражение нам подобно ((тому) как) бы шепчет: «Харэ. Оглянись…»

Главные роли в спектакле исполняют подрастающее племя актёры, которые по возрасту недалеки ото своих персонажей. Все безо исключения тонко чувствуют их характеры, а при этом точно слышат и режиссёрскую задачу, выхолащивая с арбузовских образов отрицательное пленительность советской молодёжи.

Невозможно малограмотный восхититься и степенью доверия старшего актёрского поколения к новому худруку и режиссёру спектакля.

Манером), например, одной из самых мощных сцен в спектакле становится неожиданное (за пределами рамок классического сюжета, понятное дело) выступление хора, насчитывающего приближенно 40 (!) человек. Представители всех актёрских поколений театра сливаются в ритме тиктоковского хита австралийского дуэта SHOUSE All I Need is Your Love Tonight, обращённого в визуальный зал. Этот унисон важно особенно пронзительно — с тоской и болью. Нате актёрах разноцветные дождевики. Водан из таких был держи Нелли, когда она, промокшая и замёрзшая, пришла к Каю подбирать приюта… А заслуженный декламатор Александр Яцко (отчим Кая) — исполнитель мощного драматического таланта — появляется держи сцене не более нежели на три минуты.

«В отдельных случаях я писал «Жестокие зрелище», — вспоминал Арбузов, — я думал гляди о чём: все мы стоим получи и распишись маленьком плацдарме, бывает в горах такая площадочка, в некоторых случаях забираешься на самую вершину, и немного спустя можно стоять вчетвером, хоть впятером. Только нельзя изготовлять резких движений, чтобы малограмотный столкнуть кого-нибудь в попусту). По существу, это образная панно нашей жизни. Боль с неосторожного движения, которого твоя милость сам не замечаешь иным часом, может принести гибель, нравственную возможно ли физическую, близкому тебе человеку».

Сие основа основ не всего-навсего для жизни, но и ради сосуществования друг с другом в творческом мире и профессии. И если бы самое главное, что происходит с движением пьесы и спектакля с героями — их шаги к осознанию того, как бы важно не наломать дров в отношении к другому человеку, в таком случае Марчелли своим сценическим финалом расширяет норма арбузовской формулы.

«Представление окончен. Всем спасибо», — красиво голос режиссёра «после кадром», и камера уводит зрителя ради кулисы, где труппа и кадр(ы) театра празднуют премьеру в первые секунды впоследствии её окончания. Это для всё то же доверенность, про единение, про «крохотный плацдарм» в жизни и искусстве, с которого таким (образом легко вытолкать жестоким одно слово.